Ветеран Великой Отечественной войны, участник Сталинградской битвы, награжденный орденами Красной Звезды, Отечественной войны II степени и рядом медалей, почетный гражданин города-героя Тулы… Василий Маркович Мирошниченко меньше чем через месяц отпразднует свой 101-й день рождения. В свои годы он сохраняет офицерскую стойкость и жизнелюбие, общается с молодым поколением и говорит о любви к своей Родине.
Об интервью мы договаривались лично с Василием Марковичем по телефону. В назначенный день он вместе со своей дочерью Инной встречал нас в дверях — улыбаясь, пригласил нас пройти в комнату. Вокруг — фотографии, грамоты, поздравительные телеграммы, в том числе и от президента. Словом, все говорило о том, какая легендарная перед нами личность.
Василий Маркович, каким было ваше детство?
Детство мое было сложное, трудное — после Гражданской войны. Сами знаете, что тогда происходило. В стране — разруха. Советская власть только зародилась, становилась на ноги. Народ учился грамоте, избавлялся от сохи и лаптей, строил новую жизнь. В то время детство было холодным, голодным и босоногим. Не только мое, всего нашего поколения.
Семья моя была большая: восемь детей, мама и папа*. Я был предпоследним ребенком.
Можете рассказать о самом ярком воспоминании из детства?
Отец мой был кузнецом. Помню, как носил ему обед на работу. Мне тогда было четыре года, пятый пошел.
И отец встречал меня, сажал на высокую скамеечку у горна. Садился обедать сам. А я смотрел, как в горне горит огонь, как нагревается сталь… Как кузнецы работают молотками… И по сей день я помню, что такое закалка и что такое горячая сварка.
Кем хотел стать юный Вася Мирошниченко?
У меня была тяга к живописи. Я рисовал, участвовал в конкурсах, даже премию получил за второе место — балалайку. Потом учился на ней играть. Мечтал я об одном, а получил другое. В 17 лет — война. Винтовку в руки, и на фронт.
А до войны вы чем занимались?
В 1940 году я работал на комсомольской стройке: в Днепродзержинске строили азотно-туковый комбинат. Работал грабарем. Знаете, кто это? Я вывозил из котлована землю на лошади, в специальной повозке. Грунт загружали — а я вывозил.
Вы помните 22 июня 1941 года?
Помню. У нас в городском сквере стоял громкоговоритель. И вот, в 12 часов 22 июня говорят: «Внимание, внимание! Началась война».
Я отправился на фронт 2 июля 1941 года. В тот же день объявили всеобщую мобилизацию. Те, кто работал на предприятиях, шли через военно-учетные столы, остальные — через райкомы. На правобережной Украине объявили военное положение, ее признали прифронтовой зоной. Нужно было строить укрепления, формировать отряды самообороны, партизанские подполья… Меня отправили на Ингулецкий укрепрайон: зачислили через военкомат в саперно-строительный батальон минером.
Фронт продвигался с запада на восток очень быстро. 28 июля в Первомайске немцы прорвали оборону, 29-го — захватили Кривой Рог. Так мы оказались в тылу у немцев.
И что было дальше?
О том, что Кривой Рог захвачен, мы узнали утром 30 июля. А как узнали? Крестьяне выпекали для нас хлеб — чтобы строителей кормить. И вот, приехал хлебовоз в деревню, а там — тишина, даже собаки молчат. В первом же доме ему сказали: немцы тут.
Связи у нас нет. И все же мы связались через промежуточный лагерь строителей, нам подтвердили. Дали приказ: бросайте все. Военным — отходить, строителей по домам распустили. Вот мы собрали имущество, палатки и пошли в Кременчуг вдоль Днепра. В одном из сел оставили телеги, навьючили лошадей. Добрались до места только в начале августа. А там, на левом берегу Днепра уже бои идут.
После нас расформировали. Военнослужащих на передний край отправили, я попал на погрузку снарядов.
Свой первый бой помните? Расскажите о нем.
Я возил снаряды на промежуточный склад, откуда их забирали на передний край. Однажды подъезжают снаряды забирать, сидит в телеге тяжело раненый артиллерист, говорит: «На батарее нет снарядов». Сказал — и отключился. А кому снаряды на передовую везти? Меня посадили, отправили. Так я и остался в артиллерийском полку 76-миллиметровых орудий. Весь август в районе Ворскла я подвозил снаряды — подавал, заряжал. В сентябре нас отбросили к Полтаве.
Тогда начались проливные дожди, и из-за непогоды бои на время прекратились. 9 сентября туман рассеялся, нужно было снова снаряды подвозить. А те — в лесу. Я подъехал, загрузил, вдруг слышу — гул танков. Наши. Обрадовался я, хотел остальных обрадовать. Тут налетели самолеты немецкие. Разбомбили все.
Я тоже попал под раздачу. Была перебита нога, контузию позвоночника получил…
Но выжил. Не помню, где меня подобрали — очнулся уже в санитарном обозе, который вывозил раненых в Харьков. А в Харькове все разбито, разрушено. В сквере рядом с вокзалом — раненые лежат на носилках, никто их не увозит. Не на чем было: санитарный поезд под Белгородом разбомбили. Нас тоже не разгружают, так в обозе и отправили через Донбасс на Воронеж. На границе с Ростовской областью, в городе Богучаре оставили в госпитале. Там я провел больше четырех месяцев. В апреле выписали — и на сборный пункт. Зачислили меня в 1008-й 76-миллиметровый артиллерийский полк.
В мае 1942 года нас отправили под Харьков на Изюм-Барвенковский выступ. Мой полк входил в состав 6-й ударной армии, которая освободила Харьков. Город освободила, а сама бесследно исчезла. Попала в окружение. Погибли почти все. Наш полк вышел [из окружения], причем почти полным составом. Но я снова был ранен, уже в плечо, и отправлен в Горький.
Через полтора месяца меня выписали и направили в учебный артиллерийский полк, где готовили младших командиров. Там присвоили звание младшего сержанта и направили в 315-ю стрелковую дивизию в качестве командира расчета 76-го миллиметрового орудия. Так я оказался на Сталинградском фронте.
Вы стали участником Котельниковской операции под Сталинградом в 1942 году…
В октябре-ноябре мы стояли в обороне, против нас — две румынские армии, венгерская и итальянская.
Как известно, 19 ноября началось контрнаступление (Сталинградская стратегическая наступательная операция, кодовое название Операция «Уран», прим. редакции). Нам дали четыре дня, чтобы пробить фронт. В первый же день мы румынов отбросили на 16 километров. Потом начались тяжелые бои. Многие погибали. А мы шли по трупам, продвигались очень медленно.
23 ноября начался разгром 6-й армии [Фридриха] Паулюса. Никого не жалели и ничего — Сталинград к тому времени был полностью разрушен. В ход мы пускали саперные лопатки, в штыковую шли, в рукопашную. Я за восемь дней потерял половину расчета, а потом получил приказ — отходить на исходный рубеж к реке Мошковая. А от Мошковой началось новое наступление.
Операция под Сталинградом продолжалась 40 дней. 29 декабря 1942 года я был снова ранен и контужен — в шею и в голову. Меня отправили в госпиталь в Казань.
Сколько вы провели в казанском госпитале?
Пять месяцев. В мае меня послали картошку сажать: проверяли, способен ли я на что-то. Меня признали ограниченно годным к строевой службе и отправили на пересылку.
Решил все случай. Приехал однажды старший лейтенант — бравый малый. Набирал он спецотряд артиллеристов — с образованием девять-десять классов и тех, кто уже воевал. Я встал в строй вместе со всеми, справки спрятал.
Посадили, повезли в Саранск. Там было училище артиллерийской инструментальной разведки. Через шесть месяцев получил звание младшего лейтенанта и сразу отправился на фронт — командиром взвода оптической разведки.
Нас отправили на 2-й украинский фронт. Добирались трудно: пешком, еще дожди и слякоть. Прошли Днепропетровскую область, Запорожскую. Помню, подошли к городу Новомосковку — а города нет, одни трубы и сожженные жители. Фашисты постарались.
В конце декабря добрались до Кременчуга. Там я участвовал в ликвидации Корсунь-Шевченковской группировки. Весь январь мы держали их в окружении. Морозы, дожди, грязь по колено. Снаряды нам подвозили местные жители — пожилые да дети. Кто на повозке, кто в арбе, а кто на корыте. В феврале мы предложили группировке сдаться. Но получили отказ и приняли решение на уничтожение.
В конце марта отправили в Одессу — на разгром немецкого укрепрайона. Освободили город 14 апреля 1944 года. Тогда нашей бригаде присвоили почетное наименование Одесской.
Зимой 1945 года — освобождение Польши. В январе мы подошли к Кракову, пошли в направлении Бельско-Бяла. Рядом со станцией Бжезинка видели перед собой лагерь, только потом узнали — это был Освенцим. Затем развернули нас на Вроцлав и Катовице. А там уже Германия, впереди — Витенберг, Ратенав, Бранденбург.
Браденбург мы взяли 25 апреля. 27-го — закончили разгром немецкой армии под Потсдамом.
2 мая Берлин капитулировал. Мы узнали об этом, будучи в Потсдаме, по связи. Все, что было — до последнего патрона — пустили в воздух: «Ура, война закончилась».
О чем думали в этот момент?
Жив.
Василий Маркович, за эти четыре с лишним года вам было страшно?
Первый раз было страшно, когда в 1941 году разбомбили наш укрепрайон. Помню: повсюду части женских тел… Крики…
Я очень боялся остаться без рук или без ног. Еще до войны у нас в Днепропетровске жил участник взятия перекопа в Крыму (одно из самых знаменитых сражений Гражданской войны, прим. редакции). Вот он был без руки, с пробитым горлом — говорить мог только, прикрыв отверстие.
Потом я в госпитале увидел молодого красноармейца без обеих ног, ему около 25 было. Несет его няня на руках в душевую, а он кричит. Вот это меня страшило очень.
До 1950 года вы служили в Браденбурге, а затем — переехали в Тулу. Почему именно Тула?
Мои предки из Тулы.
Вы об этом не рассказывали…
Отец мой — из рода Денисовых, туляков. Они занимались каретами и санями где-то в районе Сине-Тулицы, а жили в доме № 19 на улице Пирогова.
Дед Семен — мастеровой был. Случай его свел с полтавским сахарозаводчиком Терещенко. Тот часто приезжал на осеннюю охоту на тетерева в имение Архангельское к князьям Абрикосовым. Однажды возок Терещенко сломался под Орлом, моего деда Семена отправили за телегой. Уже потом Терещенко забрал его к себе на завод. Там мой дед и погиб во время аварии. А отец родился после этого несчастного случая.
Отца забрали в Тулу. Там он вырос, в Москве отучился — вернулся на Украину и женился на моей матери.
В начале 1900-х снова уехал в Тулу. Я уже показывал вам фотографию своего старшего брата — Николая. Он родился здесь в 1908 году. Моя старшая сестра Вера тоже родилась в Туле — в 1912 году.
Потом ваша семья снова оказалась на Украине?
Первая мировая началась, и отца моего забрали в Харьков. Мама с ним поехала. А Николай и Вера остались у тети нашей в Туле.
В Тулу вы приехали в 1950 году?
Сестра мне описывала Тулу как город оружейников, восхищалась часто Ясной Поляной…
А что увидел я? Я приехал в Тулу ночью, с пересадками добирался. Вокруг темно: еду на трамвае, а куда еду — не видно. На улице — избушки покосились, только дым из труб идет. Доехал до центра, спросил, как на Пирогова пройти. Так, к утру и оказался у тети своей. А родственников своих тульских я никогда не видел, только сестра старшая Вера перед войной приезжала в Днепропетровск.
И вот, сначала я жил у тети, потом у сестры. Жил и на Октябрьской, 38, и на Ствольной, 21. Там и женился в 1950 году.
На фотографии — ваша супруга**? Где вы познакомились?
Мы познакомились в Доме культуры завода «Штамп», он на улице Степанова был. Там самодеятельный театр показывал постановку «Платон Кречет».
Прожили вместе 73 года (к сожалению, Ираида Анатольевна умерла в 2023 году, прим. редакции). А секрет нашей долгой семейной жизни — верность.
Чем вы занимались, приехав в Тулу?
Я на оружейном заводе работал пять лет. Потом — в колхозе электрифицировал Лазаревский район, теперь он называется Щекинский. После вернулся снова на завод. Мне предложили преподавать в профессиональном техническом училище № 1. Мол, нужны специалисты. Я им: «Ничего не понимаю». А мне говорят: «Ничего, научишься». Там и работал все годы. Стал директором училища. А потом вышел на пенсию.
Занялся общественной работой. Был зампредседателя городского комитета ветеранов войны, потом — областного. Я и в девяностые много общался с молодежью, ведь в те годы что: отказ от государства — дезертирство. Ходил по школам, по военкоматам, даже домой приходил — доказывал всем, что надо служить своей Родине, защищать ее. Никто за нас это не сделает.
Знаете, мне ведь говорили тогда: «Дед, на кой нам эта свобода? Если мать зарплату галошами получает, а отец тормозную жидкость пьет. Я бы лучше рабом у немцев был, баварское пиво пил». Вот что я слышал в те годы. Но не отступил, всегда делал то, в чем был убежден.
В самом начале нашего интервью вы рассказали про свое увлечение рисованием. После войны вернулись к нему?
Уже после войны в Германии я посетил замок, в котором жил Адам Опель. А там картина была — «Свадебный сон», очень она мне понравилась. Я ее сфотографировал и потом очень часто вспоминал. Через время решил — нарисую. И нарисовал по фотографии. Жаль, не сохранилась у меня эта картина — подарил.
Потом уже начал рисовать. Приходил с работы и в сарай, там что-то вроде мастерской соорудил. Холсты делал: брал льняное полотно, натягивал, сам грунтовал. Рисовал я «Охотников на привале» Перова, «Утро в сосновом бору» Шишкина, «Аленушку» Васнецова, косуль с немецкой открытки…
Мне нравилось рисовать. Потом, правда, затянула работа, учеба… Не до рисования было.
Я знаю, что вы еще фотографией увлекались?
Да, фотографировал. Много. В путешествиях особенно.
Путешествовать тоже любили?
Любил. Путешествовал на машине, я за сам рулем был. Объездили Прибалтику, Молдавию, Крым, Кавказ…
В этом году вам исполняется 101 год. На ваших глазах менялась история, а люди за этот век изменились?
Совершенно иными стали люди. Во всем! И во взаимоотношении прежде всего. Понимание и цели у людей тогда были совершенно другие. Отношение к труду было не таким, как сегодня. Сегодня ведь главное у людей — урвать, работать там, где легче и платят больше.
Тогда такого не было. Если шахтер, то — шахтер. Если кузнец, то — кузнец. И люди гордились своей профессией.
В чем ваш секрет?
Секрет молодости? (улыбается). Я много работаю с молодежью: в детские сады хожу, в школы, со студентами общаюсь… А с молодежью нужно разговаривать на их языке, чтобы заинтересовать.
*О жизни Василия Марковича Мирошниченко, в том числе и о его семье, в своей книге «Да, будет свет!» написал тульский краевед Валерий Щербаков.
**В браке у Василия Марковича и Ираиды Анатольевны родилась дочь Инна. Сейчас у ветерана — двое внуков и четверо правнуков.
