«Я-то думала, что самая большая опасность, то, что проснусь во время операции. Наивная…» — с горькой усмешкой рассказывает Татьяна, бывшая пациентка Тульского областного онкодиспансера.
Татьяна Котова обратилась в редакцию «Тульской прессы» после того, как прочитала историю Ирины Соповой. Как объяснила сама женщина, она считала, что ее случай единичный, а сам доктор, должно быть, очень переживает и очень внимательно относится теперь к жалобам своих пациентов. Однако, прочитав то, что рассказал муж погибшей Ирины, Татьяна пришла в ужас, найдя много схожих моментов с ее собственным опытом лечения у заместителя главного врача онкодиспансера Игоря Бубликова.
Недавно стало известно, что прокуратура сочла возбуждение уголовного дела по факту смерти Соповой незаконным и не имеющим достаточных оснований.
«Я больше не хочу молчать и готова рассказать все детали того ужасного случая, который произошел со мной в больнице. Надеюсь, это поможет продолжить расследование и огородит пациентов от такого бездушного врача, как Бубликов», — заявляет Татьяна.
Мы предлагаем нашим читателям ознакомиться с историей, которую нам рассказала Татьяна Котова.
«От ужаса волосы встали дыбом»
Когда я прочитала статью про смерть Ирины Соповой в онкологическом диспансере, от ужаса у меня волосы встали дыбом. Ситуация похожа с моей историей почти один в один.
Тогда все прошло хорошо. Назначили прием стандартных противоопухолевых препаратов, на этом фоне начали образовываться кисты, это частое осложнение. Я ложилась на операцию в ТООД в понедельник, которая была назначена на среду, 25 марта. Перед госпитализацией думала, что операцию будет делать заведующая – Репина Надежда Николаевна, но в больнице выяснилось, что операцию будет делать Бубликов Игорь Дмитриевич, заместитель главврача по лечебной работе. Тогда казалось, что это должен быть хороший специалист, раз занимает такой пост.
Я подписала стандартные документы перед операцией, но про возможные риски мне никто не рассказал. После того как выяснилось, что со мной произошло во время операции, мне говорили, что это довольно самое частое осложнение при гинекологических операциях.
Если бы я знала, что могут быть такие осложнения, я еще бы десять раз бы подумала, прежде чем соглашаться на такую операцию. Но тогда я слепо доверяла врачам, страх повторения онкологии застилал глаза, читать информацию по операциям было страшно. Мозг ее просто не воспринимал, поднималась паника. У меня четверо детей, трое из них на тот момент были малолетними. Решила довериться врачу в надежде на благополучный исход. Врачи часто говорят, что положительный настрой и доверие к врачу очень много значат для положительного исхода лечения. Я надеялась и верила…
Операцию мне должны были проводить полостную, рассказали, что она будет длиться от 1,5 до 4 часов, анестезиолог все время будет со мной, и если потребуется больше времени, то прибавят наркоза. Я-то думала, что самая большая опасность, то, что проснусь во время операции. Наивная…
«Хорош цирк устраивать»
В среду, 25 марта 2015 г., мне провели операцию, поставили мочевой катетер и подшили дренаж – раневой мешок, по которому стекает сукровица, образующаяся после операции. Уже в четверг по раневому мешку стекло порядка одного литра. Это слишком много. У соседок по послеоперационной палате стекало понемногу, до 300 мл в сутки, а то и меньше.
Есть я не могла, пить тоже, но пить все же приходилось – после операции это необходимо. У меня начались сильные боли, особенно усиливающиеся после еды и питья. С пятницы по раневому мешку стекало уже по два с лишним литра в день.
Я лично обращалась к лечащему врачу Бубликову и в четверг, и в пятницу: «Не слишком ли много у меня стекает жидкости по раневому мешку. Это нормально?». Он отвечал, что это особенности организма. С пятницы у меня боли усилились настолько, что я стонала и плакала.
Сквозь слезы позвонила мужу, тот приехал и думал, что я умираю. Это был просто кошмар, боль снималась только очень сильными обезболивающими. И это при том, что у меня высокий болевой порог! Болеутоляющими до этого я практически не пользовалась.
В субботу и в воскресенье были только дежурные врачи, фамилий не помню. Они говорили, что вот, мол, придет Бубликов и уже тогда разберется.
Обезболивающие тоже давали неохотно. Говорили мне: «Женщина, имейте совесть, хорош цирк устраивать. Посмотрите, все терпят».
И только в понедельник, по настоянию заведующей гинекологического отделения, предположив, что у меня поврежден мочеточник, провели тест: ввели в вену контрастный раствор, и все подтвердилось. Сделали КТ, оно также подтвердило, что мочеточник почти полностью перерезан. Все это можно было сделать еще в четверг! И это нужно было сделать еще в четверг, как мне потом объяснил уролог из ТОКБ. Если только существует малейшее подозрение на повреждение, нужно сразу проверять. Тест занял всего 10 минут.
Потерянное время
Как только компьютерная томография подтвердила, что есть повреждение, пришел Бубликов. Сказал, что в четыре часа проведет мне повторную операцию и все исправит. Через некоторое время пришла заведующая Репина, сказала, что никакую операцию проводить не будут. Она уже созвонилась с урологами и те сказали, что сшивать мочеточник нужно было либо во время операции (если бы во время нее и определили повреждение), либо через шесть месяцев после неё, все это время придется ходить с нефростомой.
Весь понедельник и утро вторника я почти без перерыва плакала. Понимала, что случилось, что-то страшное, но тогда не понимала насколько.
Из онкодиспансера меня переводили в урологическое отделение больницы на Мира во вторник утром, срочно. Выдали с собой, сделанный впопыхах эпикриз, в котором написано, что я выписана, что швы сняты на десятые сутки после операции. Ну какие десятые сутки? Только шесть дней прошло…
Я тогда еще передвигалась, но очень тяжело. Муж меня поддерживал, как поддерживают раненного бойца. А когда мы доехали до Мира, я уже и говорить не могла. Я провалялась там чуть больше трех недель, об этом отдельная песня. Почти все это время мучали боли, снимали их сильными обезболивающими. Днем еще терпела, а вот на ночь укол обязательно.
На Мира мне прокололи почку и наложили нефростому, но не удачно – она практически не работала.
А в конце апреля перевели в урологическое отделение областной больницы, где мне, в конце концов, провели операцию. Отличный врач ТОКБ Малофеев Игорь Владимирович соединил мне разрезанный мочеточник внутренним стентом — эндопротезом. Огромное ему спасибо!
Окончательно меня выписали домой только 15 июня. После этого я не могла работать. После того, как произошло повреждение, мучили частые боли, но мне говорили: «У вас сложный случай, чего ж вы хотите?».
Инвалидность
Все время, пока я лежала в больнице, муж один управлялся с нашими детьми. Как он это выдержал? Если бы не поддержка наших старших детей выдержать такой режим: бесконечные поездки в больницу, за лекарствами, уход за детьми, просто домашние дела, было бы невозможно.
После всех этих приключений, в январе 2016 года мне дали инвалидность III группы. А с 2017 года меня перевели уже на II группу.
С весны 2016 за год я провела на больничном в общей сложности более полугода. Плюс расходы на бесконечные и многочисленные лекарства.
Когда поставили эндопротез, я и врачи надеялись, что мочеточник сможет зажить самостоятельно. К сожалению, процесс протекал очень плохо и медленно.
В ноябре 2016 г. стало понятно, что необходимо провести операцию по восстановлению мочеточника.
В феврале этого года я за собственные деньги сделала, наконец, пластику мочеточника. Хирург, проводивший операцию, советовал мне провести эту операцию раньше, еще в 2015 году, вскоре после той неудачной операции. Тогда я даже думать об этом не могла, очень страшно было снова ложиться под нож. Даже сейчас идти на эту операцию мне было уже очень страшно, очень тяжело решиться. Хотя тогда, когда меня оперировали в онкодиспансере, я была спокойна…
Врач года
Меня поразило то, что у нас с Ириной были очень похожие ситуации. И не только то, что хирург повредил органы во время операции. Главное, что он не обращал внимания на жалобы пациентов. В моем случае, если бы заведующая не настояла на той элементарной проверке, я бы, возможно, повторила судьбу Ирины. Большая площадь раневой поверхности после удаления органов, из поврежденного мочеточника стекает моча. Чудом не развился перитонит.
У Ирины ситуация получилась значительно хуже из-за повреждения прямой кишки. Мне кажется, что если бы врач раньше спохватился, то этой катастрофы удалось бы избежать. А так, с тем отношением к пациентам, у нее шансов уже не было. Просто поражает вот это наплевательское отношение! После публикации статьи, из сообщений на форуме я узнала, что таких пострадавших пациентов Бубликова, как я и Ирина, оказалось еще несколько.
По моему случаю, я так понимаю, никаких проверок не проводилось, потому что вскоре после этой моей неудачной операции, ему присвоили звание «Врач года в Тульской области», если не ошибаюсь. А сама я пока не жаловалась, потому что здоровье не позволяло: ситуация шла на ухудшение. Я понимала, что судиться с Бубликовым будет тяжело, сил могло просто не хватить. Бубликов до сих пор передо мной не извинился.
Потом, после операции, я искала какую-то информацию о враче в интернете, но никаких плохих отзывов не нашла тогда. И если бы я заранее знала о возможных осложнениях, если бы о них прочитала ранее, то, как только увидела бы эти стекающие два литра по раневому мешку, сразу бы всех на ноги поставила. А мне говорили, что это просто особенности организма!
Меня ужасает, что у врача такое отношение к людям. Я думала, что после того, как он порезал меня (да, произошел такой неприятный случай) впоследствии он будет трястись над каждым пациентом. Но нет! Человек катается от боли, человек мучается, у человека температура. По-моему, даже врачом не надо быть, чтобы понять, что что-то пошло не так.
Сначала я думала, что если останусь жива, то засужу его. Потом смягчилась, думала, что человек сам, может, страдает, переживает. И ведь Бог велит нам прощать. Но после того, как я узнала, что ничего не изменилось, что из-за его безалаберности умерла молодая женщина, я больше не собираюсь молчать. Это же сорокалетняя женщина. Сорокалетняя! Ей еще жить и жить бы.
И врачу, который так наплевательски относится к своим пациентам, ему, я считаю, нельзя работать в медицине. Ему даже полы в больнице мыть нельзя доверять.
Я готова рассказать все, что знаю, предоставить бумаги в СМИ, в правоохранительные органы, лишь бы начавшееся уголовное дело не сворачивали. Надеюсь, мою историю узнают в прокуратуре, и это сможет повлиять на продолжение расследования.
Лучше вовремя
«Лучше поздно, чем никогда» — гласит знаменитая крылатая фраза. Но можно ли её применить к медицине? Здесь, когда от каждой мелочи зависит течение болезни, её успешный исход или инвалидность, или внезапная смерть? В этих случаях «поздно», пожалуй, приравнивается к «никогда».
А еще все мы знаем, что уголовно наказуемым считается не только преступное действие, но и бездействие в том случае, когда ты можешь и должен помочь.
Уголовное дело по факту смерти Ирины Соповой, насколько нам известно, все еще не прекращено. В то же время Фонд медицинского страхования и тульский минздрав присылают нам скудные отписки. Минздрав РФ вообще до сих пор не может собраться с мыслями и сообщить хоть что-то подтверждающее или опровергающее опубликованную информацию. Вполне ожидаемо, что и там обойдутся стандартными фразами, не поясняющими абсолютно ничего.
Мы ни руководство больницы, не министерство, ни прокуратура — нам известно лишь то, что рассказывают наши читатели и что рассказывают главврач больницы и сам Бубликов. Но учитывая все описанные случаи и имеющиеся документы, мы полагаем, что тщательную, объективную и всестороннюю проверку провести крайне необходимо. Ведь даже один такой «нехороший случай» дискредитирует очень многих, даже отличных врачей, что абсолютно недопустимо, как и смерти людей, которые не должны были произойти.
ИА «Тульская пресса» продолжает следить за развитием событий.
