«Тульская пресса» публикует новый выпуск спецпроекта «Мастера преодоления. Тульский адаптивный спорт». Нашим героем вновь стал тренер, многократный чемпион турниров по голболу различных уровней Олег Белошенко. За время своей работы специалист смог не только воспитать призеров и чемпионов, но сам стать одним из них. Олег Белошенко — играющий тренер, и вместе со своими спортсменами принимает участие в соревнованиях.
Голбол — это спортивная игра, в которой команда из трех человек должна забросить мяч со встроенным колокольчиком в ворота соперника. Все игроки надевают светонепроницаемые очки и играют на слух. Входит в программу Паралимпийских игр.
— Олег Валериевич, как вы пришли в голбол?
— До потери зрения я занимался каратэ. Потом, когда уже начал терять зрение, спортом заниматься перестал. Потом узнал, что у нас есть спортивно-реабилитационный центр инвалидов. Поскольку единоборств не было на тот момент, начал искать другой вид спорта. И вот рассказали про голбол. Мне пытались на пальцах объяснить, что это такое, но это очень сложно. Мне понравилось, что мяч тяжелый, и есть постоянный с ним контакт. То есть нужна резкость, сила и терпение к боли. Потому что мячом попадают, а он 1 250 граммов весит, ощущения не из приятных.
Я решил попробовать. Сходил на тренировку, посмотрел, понравилось. И вот так вот остался.
— Почему решили продолжить карьеру в качестве тренера?
— Я поиграл сезон, потом собрали молодежную команду на базе 51-й школы. И у них ушел тренер, уволился. А поскольку я по каратэ тоже был тренером, вел детишек, изъявил желание попробовать и здесь. Первый раз команду я их вывез на первенство России в 2014 году. Мы заняли шестое место. С 2015 по 2017 годы были первыми, а дальше из финала первенства мы не уходили.
Потом я взял взрослую команду. И так по сей день я веду и играю в ней лично.
— А почему вы решили стать именно играющим тренером?
— Я сам по себе активный человек, мне некуда девать энергию. Я не могу спокойно со скамейки следить за происходящим на поле, мне хочется участие принять. Сейчас, помимо того, что я играющий тренер по гоболу, также занимаюсь пара-каратэ. Был на кубке России, занял третье место. Занятость большая, но я справляюсь. Говорю же, очень активный человек, не могу сидеть на месте. Еще я волонтер, помогаю собирать и отправлять гуманитарную помощь для участников СВО. В 2024 году стал лауреатом премии «Доброволец года».
— Сталкивались ли вы с травмами за свою карьеру?
— Для меня синяк — это не травма. Но были родители, которые прибегали и говорили, что ребенок синяк посадил. И что? Если бы он пришел ко мне в шашки играть, тут понятно. Но он пришел в контактный вид спорта. Мы не контактируем с соперником, но взаимодействуем между собой. Мы находимся близко, на мяч реагируем на звук. Бывает врезаемся и сталкиваемся. То есть, помимо того, что ты можешь получить от снаряда синяк, ты можешь получить еще и от соседа.
Из серьезных травм у меня было рассечение брови, когда мы играли в торбол. В голболе площадка шире, мы к ней уже привыкли, и когда с товарищем бросились за мячом, не рассчитали, что площадка уже. И столкнулись. Травма кисти была, но это рабочий момент — не очень удачно соскочил мяч.
— А спортсмены не конфликтуют, если вдруг сталкиваются на тренировке или на поле?
— Нет. Мы понимаем, что ты играешь на слух и в очках, ничего не видишь – это вполне рабочий момент. Ну кто-то начинает извиняться, я говорю: «Давайте потом. Сначала сыграем, а потом будете обниматься». Когда идет игра, ты столкнулся, это бывает.
— Насколько голбол сложен для тренировки детей?
— Сложно работать с тотально слепыми, потому что ребенок ничего не видит. Ему нужно на уровне чувств донести, что он должен ощущать, как должен слышать и понимать. Если ребенок с остаточным зрением, он может посмотреть в силу своих возможностей и постараться изобразить похожу картинку. А с тотально слепыми.
У нас с молодежью сейчас большая проблема, потому что у них страх заниматься спортом в принципе. И особенно в подростковом возрасте, если у тебя есть ограничения по здоровью. Они этого стыдятся и стеняются. Заставить их переступить через это, донести — тяжело. Взрослые понимают. Допустим, я: жил здоровой жизнью, начал терять зрение. Я понимаю, что здесь ничего такого нет, начинаю заниматься. То есть для меня это не была проблема — надеть голбольные очки и выйти на площадку. И да, поначалу не получалось, но потом я все освоил, и уже занимаюсь этим 13 лет.
Даже взрослые бывают, которые постесняются. Я вот сам по себе инвалид по зрению — я этот ярлык на себя не вешаю. Просто человек, который плохо видит. Я и ребятам это говорю: относитесь по-другому к этому. Вот ребенок говорит: «Я инвалид». Ты не инвалид. Инвалиды сидят дома, получают пенсию. Ты просто плохо видишь. И в этом никто не виноват. Я заставляю их к этому проще относиться. У них есть возможность проявить себя, есть возможность попасть в национальную сборную, есть возможность стать профессиональным спортсменом. Тем более если я вижу, что у человека есть все данные, я его заставляю, стараюсь подтянуть. Например, у нас есть Артем Скотников. Он тоже поначалу хотел уйти. Ему не нравилось, что мяч тяжелый, что больно. А в итоге он сейчас в сбороной России на ведущих ролях: бронзовый призер чемпионата мира и многократный призер чемпионата Европы. Он просто переступил через свой страх.
— То есть мотивация вызова в сборную все еще работает?
— В принципе, она работает. Но если ребенок вел активный образ жизни. Если же он все время просидел дома, его опекали и оберегали — здесь уже сложно. Я как тренер сборной России много видел ребят из разных регионов. И вот есть тотально слепые, но очень активные. Но это ребята, которые в детстве зрение потеряли. У них были активности. Слепым с рождения голболом сложнее заниматься. Я даже не знаю ни одного такого случая по стране. Голбол — это очень активная, динамичная и силовая игра. Помимо того, что нужно иметь физические данные, должна быть хорошая реакция, подвижность. Мяч летит очень быстро, надо среагировать, и это сложно. Еще и от характера зависит. Я, допустим, сам по себе люблю динамику и контакт. Я очень люблю хоккей, но не могу им заниматься. Вот голбол — да. И каратэ меня с самого детства не отпускает.
— А как вы выстраиваете контакт с родителями?
— Это беседы, конечно. Сейчас у меня ребята все уже взрослые, самому молодому 19 лет. И то бывало звонила мама. Я ей говорю: «Парню 18 лет, он профессиональный спортсмен, получает зарплату, кандидат в сборную страны. И вы мне звоните, что-то уточняете. Я спортсмену всю информацию дал. Услышал он или нет, это уже его проблемы. У меня шесть игроков основного состава. А представьте, была бы хоккейная команда. И не одна, и не один состав. Было бы 70 человек, и каждый родитель мне бы звонил, чтобы я информацию дублировал. Я просто бы спал с телефоном». Она в ответ: «Ну да».
У меня за всю мою карьеру недопониманий с родителями вообще не было. Я понимаю, что для каждого родителя их ребенок самый лучший, один-единственный, и все должно вокруг него крутиться. Я доношу, что это не так. Он в команде. Их много, а я один. Сейчас с этим проще: есть мессенджеры, куда можно скинуть информацию. С родителями я контактирую постоянно. Поначалу я делал открытые тренировки, родители приходили, смотрели. Но чтобы постоянно у меня сидели на тренировках, это сразу пресекаю. Тренировка — это закрытое мероприятие. Ну турниры — приходите, смотрите.
Есть родители, которые заинтересованы в том, чтобы ребенок добился результата. Они сами приходят, спрашивают, интересуются над чем поработать. А есть и такие, которым ничего не надо. И тут же я опять веду с ними беседу. Говорю: вы решите для себя, и пусть ребенок решит для себя, зачем он это делает, для чего и нужно ли ему это. Вот когда ответите на эти вопросы, все встанет на свои места.
— Какие сейчас вызовы стоят перед голболом в Тульской области?
— Есть кадровый голод в плане молодых спортсменов. Молодежь слабо идет. Она есть, в том числе с нарушением зрения. И я уверен, в Туле ее очень много. Но сложно заставить молодежь заниматься. Она малоактивная. Это тенденция как для здоровых, так и для инвалидов. Все в телефонах сидят, инвалиды не исключение — даже по зрению. Их заставить заниматься очень сложно.
У меня был такой опыт: года три назад приходил мальчик. Ему 13 лет, не такая сильная потеря зрения, ему можно все показать и рассказать. Но ребенок не играл в подвижные игры никогда. То есть для его организма это было шоком. Он не смог заниматься. Если ребенок имеет ограничения по здоровью, все мамы сразу начинают излишне оберегать и опекать: им это нельзя, то нельзя, давайте не будем. И дети уходят. Последний раз у меня выступала «молодежка» на первенстве России в 2020 году. Ребята выросли, мы с ними сейчас занимаемся. Молодежная карьера у всех закончилась золотой медалью, то есть удачно. Но вот после новой молодежи нет. Один-два приходят и уходят, они не задерживаются.
Может, слабая информационная поддержка. Последний раз по телевизору я видел голбол в 2020 году, когда наша женская сборная отобралась на паралимпиаду. И то трансляция была в пять утра. А так, не показывают, особенно если мы не отобрались. Где-то, может, что-то говорится и пишется, но этот спорт не на слуху. Даже в новостях, если мы что-то занимаем и привозим, это освещается вскользь и очень быстро.
Слабо с нами работает ВТЭК — те, кто выдает справки об инвалидности. Тоже как-то в свое время обращался, приходил, но меня выслушали с сочувствием, и на этом все закончилось. Я понимаю, что у них другая задача: установить инвалидность и выдать справку. Но можно в виде рекомендации сказать, что есть центр, можно заняться спортом. Они же знают историю болезни ребенка. Опять же, наше городское общество слепых: там на учете стоят одни пенсионеры. Я самый молодой, а мне 41 год. Я хотел набрать у них ребят в команду, а они мне как базу открыли и показали года рождения… Вы понимаете, я сам по себе уникальный: 41 год для спортсмена — серьезный возраст, а я все еще играю. Мне бы хотелось ребят помоложе набрать. Не знаю, может быть, общественные организации к работе по популяризации адаптивного спорта привлекать.
—А что касаемо инфраструктуры?
— Мне столько залов дают, что я их не все вывести могу. Мне бы пришлось тогда жить на тренировках в противном случае. У нас есть постоянная база на улице Ствольной, 51 в Туле и новый манеж на улице Санаторной. В принципе, этих залов мне как для тренера одной команды хватает. У нас нет ни одного интерната для слабовидящих. А где брать спортсменов. Даже если ребята и девочнки есть, они уезжают, например, в Московскую область. Там почти в каждом городе есть интернат для слабовидящих. Или же в Калугу. Ребята все разбредаются, а кто остается — сидят на дому. Как до них достучатся?
И опять же, если они дома сидели, ребят тяжело будет заинтересовать заниматься спортом. И у родителей возникнет проблема: кто его будет водить? Сам же ребенок доехать не сможет. Для него дойти до остановки, поймать маршрутку или сесть на автобус будет шоком. Он просто не пойдет, забоится.
В плане залов и инвентаря у нас проблем нет. Мне кажется, Тульская область касаемо голбола обеспечена лучше всех российских регионов. Даже взять Москву и область, мы все равно круче. У нас сборы проводятся в Веневе. Да, база такая себе, но там все есть. Мы не избалованные. Есть гостиница, где перекусить, ФОК с хорошим покрытием, тренажерами, бассейном и сауной. Пожаловаться мне не на что. Нас с 2017 года правительство Тульской области и администрация города вниманием не обделяют.
Напомним, губернатор Тульской области Дмитрий Миляев большое внимание уделяет развитию адаптивного спорта. Вопросы касаемо этой сферы являются неизменной частью повестки заседаний комиссии Госсовета по направлению «Физическая культура и спорт». Ее возглавляет Дмитрий Миляев.
Губернатор неоднократно подчеркивал важность развития адаптивного спорта в Тульской области. В ближайшее время планируется оборудовать несколько инклюзивных площадок в регионе и начать строительство арены для развития следж-хоккея.
Все выпуски нашего спецпроекта можно посмотреть здесь.
