Оперный певец из Тульской области Сергей Морозов недавно выступил на одном из самых старых действующих парусников в мире — «Америго Веспуччи». Это событие стало частью масштабного праздника в итальянской Ла-Специи, приуроченного к возвращению легендарного корабля после двухлетнего плавания по океанам. «Тульская пресса» поговорила с Сергеем о необычной площадке, технических сложностях выступления, а также об итогах конкурса Cascais.
Сергей, в последний раз мы с Вами общались в апреле – тогда мы говорили о подготовке к конкурсу Cascais. Как все прошло?
— Я, к сожалению, туда так и не поехал – все испортила документация, помните, я говорил про итальянскую бюрократию? Ждал вид на жительство полтора года, а в итоге его выдали слишком поздно. В итоге я остался без одного из главных конкурсов оперного мира. Очень обидно, конечно. Я ведь уже прошел отбор, меня приглашали. Но ничего не поделаешь.
Будут и другие конкурсы?
— Конечно. В конце августа еду во Францию — на конкурс Marmant, под Бордо. Он не менее престижен, чем Cascais, тоже считается «Евровидением» от мира оперы, просто менее известен широкой публике. Тоже мировой уровень. Подал заявку, прошел отбор. Буду соревноваться с около 100 финалистами из первоначальных 500 заявок со всего мира. Интересно, что в прошлом году на этом конкурсе россияне занимали призовые места, несмотря на текущую ситуацию. Это вселяет надежду.
Переходим к главному: вы – на древнем паруснике. Как вас туда «занесло»?
— Сначала я сам пошел искать: что это за парусник? Оказалось — самый старый на плаву в Италии. Так вот, к его возвращению решили устроить грандиозное событие. Праздник длился несколько дней. Решили отпраздновать с размахом — в том числе, поставили оперу.
Что это была за опера?
— Это «Симон Бокканегра». Она была посвящена генуэзским мореплавателям, которые когда-то открывали Америку. Полная связь с местом, с историей. Для постановки был организован большой кастинг. Вместо того чтобы приглашать артистов из театров, решили провести прослушивания и собрать новый состав. Я прошел отбор, и целый месяц мы репетировали постановку, связанную с этим кораблем. А потом — все разворачивалось прямо на воде. Там я исполнил роль Якопо Фиеско.
Парусник – не самая привычная площадка для выступлений…
— Представьте: огромный корабль, а рядом — гигантский понтон, по сути, контейнеровоз длиной метров сто. На нем построили сцену прямо под корпусом корабля. Постановщик был из Арены ди Верона — Паоло Паниза, очень известный режиссер. Он привык к масштабам, поэтому сцена получилась действительно грандиозной. Действие шло и на понтоне, и на самом корабле. Мне несколько раз приходилось бегом подниматься на палубу — нужно было быстро менять локацию. И вот ты уже стоишь на мачтовой платформе и поешь над баржей, над морем, над пирсом.
Если бегать для смены локации, то дыхание запросто «сбивается». Тяжело было?
— Очень. Во-первых, качка. Во-вторых, ты запыхавшийся после бега по трапам, а уже должен петь. И самое сложное — акустика. Оркестр находился метрах в 60–80 от меня, я его не видел. Никакого визуального контакта с дирижером. Приходилось полагаться только на внутреннее чувство ритма и подсказки по мониторам. К тому же, нас немного «подзвучивали» — без этого было бы невозможно. Я сам себя почти не слышал, микрофон, оркестр где-то в тумане… Это был настоящий вызов.
Сколько зрителей пришло посмотреть на необычное выступление?
— На пирсе разместились около 800 человек. Но все мероприятие транслировалось в прямом эфире, так что, возможно, нас смотрел почти миллион. Опера сама по себе не была сверхзрелищной — мелодика не из самых ярких, скажем так. Но сам факт — постановка в том месте, где происходили реальные исторические события, где жили предки этих моряков, — придавал ей колоссальную силу. Люди были взволнованы, овации — стоячие. Я стоял на корабле, и даже оттуда было слышно, как они встают.
Интересный факт — один из фрагментов этой оперы, как выяснилось, писал Верди в этой локации. Когда он приезжал в Специю, он любовался лагуной, и именно там, глядя на эти виды, у него родились несколько музыкальных «кусков». То есть мы пели произведение, частично рожденное в этом самом месте. Это придавало особую глубину — чувствуешь связь с историей, с гением, с тем, как когда-то здесь вдохновлялся один из величайших композиторов. Это не просто постановка, это как будто продолжение чего-то вечного.
